злобный.ру

 

РАЗБИРАЯ ГОМО, ИЛИ ПАЛЬЦЕМ ПО ПРОЗВИЩУ СРЕДНИЙ
Основные действующие лица:		текст
Гл. Лирич. Герой:		Шагреневые женщины. Они плотоядно скукоживаются, когда испытывают желание. Они идут под неоновой лампой "Кока-Колы" и заглатывают жизнь, выпуская ее наружу освежающими леденцами в прозрачной обертке. Вместе с ними навстречу следующей неоновой лампе шел я. Мы вместе преодолевали душистый вечер.
Внутренний судья		Слишком много слов внутри. Я их перекладываю. Осторожно сдуваю пыль. Сгоняю их в ураганы. Раскладываю в корзину с отношенным бельем. Поливаю соусом из мата и множества непристойностей. Играю в Генри Миллера. Неловко скрываю причинное место одной рукой. Другой держусь за поручень в трамвае. Курю противозаконные вещи. Называю это бунтом и призывно цокаю по мощенному тротуару каждое утро. Утро переходит в день. День в вечер. Вечер в ночь. Ночь снова становится утром.
Эклер, Высокая Эстетическая Компонента		Внутренний судья: "Какая ужасающая и беспощадная неизбежность однако! Ты долго думал?" "Не издевайся. Грамотно построенная банальность превращается в афоризм". Внутренний судья: "А сборник афоризмов?" "Не знаю. Я не умею рожать много умных мыслей в единицу времени. Это искусство приходит лишь при должности не менее, чем зав или первый зам и при месячной зарплате не менее тысячи долларов в месяц".
Жесткое Мужское Начало		Внутренний судья: Лучше бы измерять в условных единицах. Надо учитывать инфляцию. -- Завы и первые замы - это не девальвируемые ценности". АБЗАЦ.
Угрюмый Фаталист		Утро каждого дня. Хорошее название для небольшого прозаического произведения. В нем обязательно будет много пустых описаний процесса чистки зубов, бездумного ковыряния вилкой в яичнице, псевдопостмодерниски умных слов и отрывистых предложений, призванный рассказать о невыносимой легкости бытия, тошноте, чуме. Должна быть опостылевшая супруга/подруга, плаксивый ребенок и страшное преступление, совершенное в прошлом. О преступлении лучше упоминать лишь вскользь. Так загадочней.
Доморощенный Циник		Саспенс. Хотите саспенс? Каждое утро я вынужден чистить зубы, есть яичницу и пить растворимый кофе с обезжиренным молоком. Выходить на работу. Чмокать в щеку. Осторожно спускаться по лестнице. Идти в гараж, какая бы погода не стояла на улице. Заводить двигатель. В холодную пору ждать от двух до пяти минут пока прогреется двигатель. Ехать на работу. Опаздывать на срок от двух до пяти минут. Здороваться. Жать руку или кивать. Интересоваться. Отвечать взаимностью.
Пьяненький Говорун		Внутренний судья: "Кому-то из нас двоих надо что делать. Не плохо бы начать с поиска смысла жизни". Смысл жизни найти легко. Это должно быть нечто довольно оригинальное и одновременно простое и доступное. Журнал "За рулем" предлагает по субботам разбирать двигатель от ВАЗ-2106, самостоятельно чистить и гладить все его металлические части, любовно ставить их на место и засекать время. При определенной тренировке на все про все уходит меньше часа. Что позволит существенно сэкономить на сервисном обслуживание и постгарантийном ремонте.

 

Можно заняться строительством дачи, выращиванием кактусов или воспитанием ребенка. Внутренний судья наверняка на меня засипит, но разве ж это не одно и тоже?

Главное понимать, что любой проблеме есть название. И ее решение скрывается под определенной статьей Большой медицинской энциклопедии. Для начала можно посмотреть в "Неврозы". Стоит заглянуть в разделы "Шизофрения", "Депрессия" и "Паранойя". Но, в девяти случаях из десяти достаточно ограничиться первым.

Внутренний судья : "А как же на счет загадочного преступления в прошлом?"

Ах, конечно. Однажды я был мальчиком. Само по себе данное деяние преступлением, разумеется, не является. Но именно в том нежном возрасте мне удалось совершить целый ряд поступков, которые сами по себе, пускай и не караются Уголовным кодексом, но тем не менее вызвали бы, стань о них известно, превеликое множество нареканий.

Внутренний судья: "Ты, верно, закончил Достоевского читать?".

Да не читал я вашего Достоевского. И с Толстым я знаком только в картинках. Дай же мне поделиться сокровенным…

Внутренний судья: "СОКРОВЕННЫМ, наверное. Ты готов поведать нам НЕЧТО? Ты спал с животными?".

Да нет, до этого руки не дошли.

И все-таки о смысле жизни. Саспенс требует. Писать нужно интересно. Иначе это коммерчески неоправданно и приносит лишь удовлетворение. А его на хлеб не намажешь, к стенке не прибьешь, даме с гордостью не покажешь. Свой смысл жизни я обнаружил на свалке.

Внутренний судья: Ха. Где же еще ты мог его обнаружить?

Что-то дернуло меня поднять тот пакет. Может быть, я мечтал обнаружить в нем много тысяч американских президентов. А может, пластиковую бомбу-ловушку, которая разнесла бы меня много частей. Оба варианта мне помогли бы. Но в нем не было денег. В нем не было оружия мгновенного и болезненного поражения. Там была обычная бумага. Сто тридцать одна страница формата А4. На английском языке. Я хотел выбросить это добро обратно в мусор. Но мой взгляд остановился на первой строчке. Это не было началом текста - обложка отсутствовала, как и всякое указание на автора. Я остановился. Прочел первый абзац. Сел на скамейку.

Домой я пришел только когда стемнело. Я знал, что надо делать.

Внутренний судья: Ну, и что же надо было делать.

Переводить.

Внутренний судья: А в чем тут саспенс?

Не знаю.

Внутренний судья: Не надоело? Твой поток сознания на "Декамерон" не тянет. Он вообще не тянет.

Жесткое мужское начало: "Я знаю, что этому парню нужно".

Внутренний судья: "Лучшее лекарство от скуки - хорошая порка"

Жесткое мужское начало: "Ну, порка, это для маленьких. Хорошо помогает хорошая выпивка, классная женщина под рукой и внимательная группа слушателей".

Внутренний судья: По-моему, недурственный способ придать немного красок потускневшему миру - протереть окна газетой. В газете много свинца, стекла будут пропускать больше света.

Жесткое мужское начало: Чувак, а ты типа не думал, что ты слишком умный и, типа, давай говори проще. Типа люди к тебе потянутся со страшной силой.

Внутренний судья: У меня воспаление этой самой простоты. Она давно выродилась во что-то уродливое.

Жесткое мужское начало: Не переживай. Все лечится. Были бы деньги…

Так, сказал я, ребята, заткнитесь! В конце концов, кто здесь главный герой? Дайте мне продолжить рассказ…

Внутренний судья и Жесткое мужское начало (испуганно, хором): Кто здесь?

П

ервая строчка никак не давалась. Она бегала от меня, как долбаная пастушка по прериям Никарагуа. Впрочем, я не уверен, есть ли в Никарагуа прерии и пастушки, но, во-первых, это оригинальная метафора, а во-вторых, факт оставался фактом - я просидел битых полтора часа, прежде чем я смог найти слова.

Наконец! Маленькую победу надо было отметить. Бутылка пива. Сквер. Скамейка…

Внутренний судья: Ну что, клиент спит?

Жесткое мужское начало: клиент думает о чем-то своем. Он мечтает.

Внутренний судья: О чем?

Жесткое мужское начало: Он думает, что мечтает о теплой ванне, доверху заполненной ароматной пеной, стакане виски в руке и мулатке, которая ласково треплет ему спину параллоновой губкой.

Доморощенный циник: Парню нужно больше трахаться.

Эклер, высокая эстетическая компонента: Космос, сам космос открывается в момент единения инь и янь.

Внутренний судья: я думаю, что вам всем стоит трезво относится к происходящему. Клиент неженат, эротические фантазии в его возрасте еще не относятся к области патологий.

Жесткое мужское начало: Может быть, его женить?

Доморощенный циник: В прошлый раз ничего хорошего из этого не вышло. Напомню, что…

Внутренний судья: не стоит.

Доморощенный циник: А ведь она…

Внутренний судья: Не надо…

Доморощенный циник: Но позволь, там ничего стр…

Внутренний судья: предлагаю лишить права голоса товарища!

Жесткое мужское начало: поддерживаю, мне его рожа давно не нравится.

Доморощенный циник: ты свою видел?

Эклер, высокая эстетическая компонента: Дисгармония мне режет по ушам, не надо. Не надо этих грубых слов. Я предпочел бы звездный луч козлищам, я за высокий штиль…

Жесткое мужское начало, Доморощенный циник (хором, возмущенно): не надо!

Эклер, высокая эстетическая компонента: Я ухожу.

Внутренний судья (про себя): давай, давай (вслух) Не надо поспешных шагов. (Эклер, высокая эстетическая компонента делано нехотя остается) (пауза) Ну что, мы будем голосовать за изгнание Доморощенного циника?

Доморощенный циник (возмущенно): На каком основании?!

Внутренний судья: Ты нарушил наши Правила.

Жесткое мужское начало (почесывая голову за ухом): Да, действительно, нарушил.

Внутренний судья: а что мы договорились делать, если кто-то нарушит Правила?

Эклер, высокая эстетическая компонента: Ну.. Э-э-э, судить и изгонять.

Внутренний судья: и что?

Жесткое мужское начало: Ну, типа... За базар отвечать надо.

Внутренний судья: Слушается дело Народ против Доморощенного циника. Подсудимый обвиняется в нарушении второго пункта Правил: никогда не вспоминать о Ней. Обвинителем выступает… Э-э-э… Эклер, ты не знаешь, кто может быть обвинителем?

Эклер, высокая эстетическая компонента: Надо подумать (думает, нависает тишина). Давайте позовем Совесть. У него всегда хорошо получалось осуждать.

Внутренний судья: Папа спит. Он просил не беспокоить его до Нового года. Еще кандидатуры есть?

Доморощенный циник: Я имею право голоса в этом вопросе?

Внутренний судья: Вообще-то нет, но… Ладно, давай, только тихо.

Доморощенный циник: Может быть… Ну, я подумал…

Внутренний судья: Давай, не тяни. Ты нарушаешь процедуру.

Доморощенный циник: Мне кажется, что Угрюмый фаталист с этим прекрасно справится.

Внутренний судья: Хм… Угрюмый фаталист? Он хорош в роли прокурора. Слушай, а ведь хорошая идея, и правда. Сделаем его прокурором. А я буду судить. Слушай, Жесткое начало (Жесткое мужское начало резко оборачивается), сходи и позови сюда Угрюмого фаталиста

Жесткое мужское начало: Только из уважения к тебе (уходит).

Внутренний судья (про себя): Только из уважения ко мне, ну ты скажи. Мальчишка! (вслух) Циник, а кого ты хочешь в адвокаты?

Доморощенный циник: И это тоже я должен решать?

Внутренний судья: Или за тебя это решу я. А это гораздо хуже.

Доморощенный циник: Хм. Я думаю Пьяненький говорун прекрасно с этим справится.

Внутренний судья: Только если он вышел из запоя. Давненько его не видел. Сходи, переговори с ним. Если он не согласится, будем думать.

Доморощенный циник: а ты не боишься, что я ударюсь в бега?

Внутренний судья: Нет. Тебе некуда бежать. (Доморощенный циник уходит)

Эклер, высокая эстетическая компонента: А я?

Внутренний судья: Ты будешь присяжным. Жесткое мужское начало - свидетелем.

Эклер, высокая эстетическая компонента: Видеть - значит знать истину. Свидетельствовать - это лгать против нее.

Внутренний судья: Оставь афоризмы суду. Работай на своей делянке.

Эклер, высокая эстетическая компонента: Каждому овощу - собственное время года.

(Входят Жесткое мужское начало и Угрюмый фаталист)

Угрюмый фаталист: Я знал, что однажды мой покой потревожат

Жесткое мужское начало: Судья, ты прикинь, это чмо всю дорогу мне рассказывало, что если я не брошу курить, то к сорока я буду импотентом, а еще через десять лет умру от рака легких.

Внутренний судья (Угрюмому фаталисту): Ты уже знаешь, зачем ты сюда пришел?

Угрюмый фаталист: Еще когда создавались эти дурацкие Правила, я знал, что придет день и кто-то их нарушит. Я готов исполнить предначертанную мне миссию.

Внутренний судья: Ладно, с тобой все ясно.

(Входят Доморощенный циник и Пьяненький говорун)

Пьяненький говорун: Ппприветствую всю честную компанию.

Эклер, высокая эстетическая компонента (в сторону): Он вновь с утра тонул в вине, или сие манера слога?

Пьяненький говорун: Манера слога свыше мне дана была от бога. На букве "Ппп" я заикаюсь, я в этом вам пппринизко каюсь.

Внутренний судья: Н-да, ну и выбрал ты себе адвоката, Доморощенный (нависает мхатовская пауза) Теперь, когда у нас есть судья, адвокат и защитник, нам нужны присяжные. В количестве семи штук. Есть идеи, кто бы мог ими стать?

Пьяненький говорун: Я пппо пппути в высокий суд внезапппно встретил на пппороге трех дев, что только то и ждут, чтобы их позвали судить в… в тут.

Внутренний судья: Ты можешь перестать выпендриваться и говорить нормально? Кого ты имеешь ввиду

Пьяненький говорун: Ну, короче, я предлагаю позвать Веру, Надежду и Любовь.

Жесткое мужское начало: Нет, только не этих дур.

Внутренний судья: А ты-то чего возмущаешься?

Жесткое мужское начало: Типа, мы с ними не можем найти общий язык.

Эклер, высокая эстетическая компонента: Я тоже могу войти в состав жюри.

Внутренний судья (черкая что-то на бумажке): Четверо уже есть. Еще кто?

Доморощенный циник: Обвиняемая сторона имеет право выдвигать предложения?

Внутренний судья: Конечно, это немного расходится с буквой и духом регламента, но… Давай, что там у тебя на уме.

Доморощенный циник: Я бы хотел видеть на скамье присяжных Понт, Развращенную фантазию и Детские страхи.

Внутренний судья: Властью, данной мне… Словом, властью, данной мне я прошу Эклера сходить и позвать всех шестерых.

Эклер, высокая эстетическая компонента: Я за Страхами не пойду. Он шизофреник. У него размножение личности

(входит Развращенная фантазия)

Развращенная фантазия (покручивая пальцем черный локон): Я услышала слово размножение?

(Музыкальная пауза. Звучит партия Травиаты из одноименной оперы в исполнении Марии Каллас)

Внутренний судья: Я призываю всех к порядку. К порядку, мать вашу! (гомон успокаивается) Слушается дело Народ против Доморощенного цинизма. Доморощенный цинизм обвиняется в нарушении Правил, он вспомнил о Ней. Подсудимый, признаете ли вы себя виновным.

Пьяненький говорун: Ваша честь, я протестую!..

Внутренний судья: Протест отклонен.

Пьяненький говорун: Но Ваша честь!

Внутренний судья: Ваш клиент признает себя виновным? Да или нет.

Пьяненький говорун: Ваша честь, пппонятие виновности безусловно относительно. Никогда и никто не знает, в чем и пппочему он виновен. Экзистенциальные мотивы пппарадигмы ппповедения далеко не всегда пппозволяют нам однозначно сказать…

Внутренний судья (багровея): Это да или это нет?

Доморощенный цинизм (допивая бутылку пива): Конечно нет.

Внутренний судья: Значит нет. Обвинитель, зачитай что там у тебя

Угрюмый фатализм: Ваша честь, со всей определенностью, обвинение согласно, что обвиняемый что-то там нарушил и должен быть судим.

Внутренний судья: Ну, с богом, поехали. На трибуну с докладом приглашается Жесткое мужское начало. В качестве свидетеля

(Жесткое мужское начало приподнимается со своего места, кивает и здоровается с присутствующими).

Внутренний судья: Первым право допросить свидетеля имеет обвинитель.

Доморощенный циник: Ваша честь..

Внутренний судья: Чего тебе?

Доморощенный циник: Свидетеля надо привести к присяге.

Внутренний судья: Ах… Ну я знаю. Свидетель, вы приведены к присяге. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Жесткое мужское начало: Вот спасибо хорошо, положите на комод.

Внутренний судья: Обвинение имеет право начать допрос.

Угрюмый фаталист: Вы знали?

Жесткое мужское начало: Знал что?

Угрюмый фаталист: Что подсудимый нарушил Правила.

Жесткое мужское начало: Какие правила?

Внутренний судья: Эй, кто-нибудь заявите протест!

Эклер, высокая эстетическая компонента: Я заявить протест готов, но только не найду я слов.

Внутренний судья: Протест принят.

Угрюмый фаталист: Я так и знал.

Жесткое мужское начало: Типа я не понял, а по какому поводу протест?

Внутренний судья: Эй, кто там ведет протокол, вычеркните последнюю фразу.

Литошык (явно лжет): Сделано, ваша честь.

Внутренний судья: У обвинения есть еще вопросы?

Угрюмый фаталист: Да

Жесткое мужское начало: Ну так задавай их. Становится безмерно скучно.

Угрюмый фаталист: Свидетель, что вы слышали?

Жесткое мужское начало: Ну, он начал вспоминать о Ней.

Угрюмый фаталист: Он делал это преднамеренно?

Доморощенный циник: Преднамеренно и очень цинично

Пьяненький говорун: Ваша честь, я протестую!

Внутренний судья (изумленно): Ты забыл, что заикаешься на букве "п"?

Пьяненький говорун: Нет, случайно вырвалось.

Внутренний судья: А в чем суть протеста?

Пьяненький говорун: Свидетелю пппредложили ппправильный ответ.

Внутренний судья: А нужно ли задавать вопросы, на которые нет правильного ответа?

Греческий хор (Эклер, высокая эстетическая компонента; Надежда, Вера, Любовь, Понт, Развращенная фантазия, Детские страхи): О нет! Опять заговорил он афоризмами! О, Зевс, помилуй

Внутренний судья: Присяжные, прекратите этот базар. Подсу… Свидетель, отвечайте на вопрос.

Жесткое мужское начало: Я уже ответил.

Внутренний судья (сверясь с записями): Да, действительно. У обвинения есть еще вопросы?

Угрюмый фаталист: А разве это не неотвратимо ясно?

Внутренний судья: У обвинения вопросов больше нет. Защита приступайте.

Пьяненький говорун: Я выражаю несогласие!

Внутренний судья: С чем?

Пьяненький говорун: В слове пппротест и ппприступайте содержится буква "ппп".

Внутренний судья: И что?

Пьяненький говорун: Это дискриминация пппо фонетическому пппри… пппо фонетическому ринципу.

Внутренний судья: Протест отклоняется. Кто-нибудь сегодня будет заниматься делом, вместо того, чтобы заявлять протесты.

Греческий хор, Пьяненький говорун, Доморощенный циник (вместе): О нет.

Угрюмый фаталист: а я предупреждал, что все этим кончится.

Внутренний судья: У защиты есть еще вопросы?

Пьяненький говорун: А можно нам удалиться на брейк-ланч?

Внутренний судья: Ну, хм, пойдемте все покушаем, что ли… Заседание объявляется закрытым до конца обеда.

(все уходят, остаются Пьяненький говорун и Доморощенный циник)

Пьяненький говорун: Слышишь, дорогой, я не смогу тебя вытащить.

Доморощенный циник: А это еще почему?

Пьяненький говорун: У меня пппосле вчерашнего очень болит голова.

Доморощенный циник: И что?

Пьяненький говорун: Ну, не судьба

Доморощенный циник: Ты говоришь как Угрюмый фаталист

Пьяненький говорун: У меня похмелье

(все возвращаются)

Внутренний судья: Заседание суда объявляется открытым. У защиты есть вопросы?

Пьяненький говорун: Да.

Внутренний судья: Ну и?

Пьяненький говорун: Ну есть.

Внутренний судья (подозрительно): Тебе платят построчно?

Пьяненький говорун: Нет, не ппп… не так.

Внутренний судья: Ты будешь задавать вопросы?

Пьяненький говорун: Да.

Внутренний судья: …

Пьяненький говорун: Не могу. Язык не поворачивается.

Внутренний судья: Напиши на бумажке, я прочитаю.

(Пьяненький говорун что-то пишет и передает написанное Внутреннему судья)

Внутренний судья (зачитывает вслух): "Жесткое начало плохо кончит…" И при чем же здесь буква "п"? В смысле, это что такое? Угроза свидетелю?

Пьяненький говорун: Какая такая угроза? Нет, помилуй бог, и в мыслях такого не было? Скажем, у меня иногда бывает. Как у Угрюмого. Ясное видение картины будущего дня.

Греческий хор: Без буквы "п" сумел сказать три строчки целых… Ну дает!

Внутренний судья: Я тебя дисквалифицирую на три игры за такие пассажи. Ты понимаешь, что здесь не в бирюльки играют, а тут тебе Высокий суд, Большое жюри и вообще… И вообще… Кто-нибудь, подскажите мне умную мысль!

Литошык (откуда-то сверху): Может, лучше мы сотрем последние две реплики? (стирает две последние реплики)

Пьяненький говорун: Какая такая угроза? Нет, помилуй бог, и в мыслях такого не было. Скажем, у меня иногда бывает. Как у Угрюмого. Ясное видение картины будущего дня.

Внутренний судья (задумывается): У меня такое чувство, что я должен сказать что-то очень важное, однако ничего не приходит на ум. Ладно, Пьяненький Г., на этот раз мы тебя простим.. Высокий суд не обижается. Садитесь, Жесткое начало. На скамью… Нет, на эту, на трибуну для дачи показаний вызывается гражданин Доморощенный циник. Приведите его к присяге.

Доморощенный циник: Клянусь.

Внутренний судья: Еще рано. Сначала ответьте на вопросы. Как ваше имя?

Доморощенный циник: Доморощенный циник.

Внутренний судья: Дата и место рождения.

Доморощенный циник: На сколько я помню, это было в тот самый день, когда клиент лишился невинности.

Развратная фантазия: Ваше честь, я протестую.

Внутренний судья: Изложите.

Развратная фантазия: Я все видела и знаю, что подсудимого там не было.

Доморощенный циник: Я не имел ввиду, физический аспект коитуса.

Внутренний судья: А что?

Доморощенный циник: Я отсчитываю свою жизнь с того момента, когда клиент впервые был обманут.

Внутренний судья: И когда же это произошло?

Доморощенный циник: Когда ему вместо материнской груди поднесли бутылочку с детской смесью.

Детские страхи: Да, это было ужасно.

Внутренний судья: Вообще-то присяжным полагается молчать. Тааак… С датой рождения разобрались. (смотрит в бумаги) И виновным ты себя не признаешь. Но ведь все знают, что ты действительно нарушил Правила в той их части, где говорится о недопустимости упоминания Ее.

Доморощенный циник: Ты взятки берешь?

Внутренний судья (шепотом, наклоняясь к Доморощенному цинику): Я - не папа. Вопросы решаю.(громко) Конечно, нет.

Доморощенный циник (шепотом, наклоняясь к Пьяненькому говоруну): Может ему дать, чтоб отвязался?

Пьяненький говорун (тоже шепотом): Слушай, а когда это трепппло что-либо решало?

Доморощенный циник: Вопросы ко мне будут?

Угрюмый фаталист: Мне уже надоело. Все и так понятно. Изгнать его к едрене фене.

Пьяненький говорун: Ну, я согласен в части, что мне все и так пппонятно. Давайте уже закроем это дело и пппойдем куда-нибудь выпппьем.

Внутренний судья: Раз у сторон нет вопросов к обвиняемому, я предлагаю присяжным удалиться.

Эклер, эстетическая компонента: Мы можем еще тут посидеть?

Внутренний судья: Нет уж, удаляйтесь. Не нарушайте процедуру.

(Присяжные удаляются.

Присяжные возвращаются)

Внутренний судья: Ваш вердикт?

Понт: Мне очень неприятно это говорить, но мы признали обвиняемого виновным по всем предъявленным ему статьям. (улыбается)

Доморощенный циник: Я протестую.

Внутренний судья: Протестуй, не протестуй, все равно получишь…

Вера, Надежда и Любовь (вместе): Ваша честь, имейте!

Внутренний судья: Что, вставили-таки реплику? А то о вас все уже давно забыли. Итак, кто-нибудь, подайте барабанную дробь.

Неопознанный голос сверху: тртртртртртр

Внутренний судья: Доморощенный циник, встаньте.

(Доморощенный циник встает)

Внутренний судья: За нарушение Правил вы приговариваетесь к трем месяцам изгнания. До свидания, Циник. Всех остальных я жду к восьми на торжественный ужин при свечах.

(внезапно мигает свет)

Доморощенный циник (демонически хохоча): Вы все, вы все заплатите за это. (Сдергивает маску и все видят, что под ней скрывалось). Я Ненависть. Вы заплатите мне за это!

(Ненависть убегает под торжественную музыку).

Внутренний судья: Ну почему, почему скажите мне, если с циника сбросить маску, то там всегда ненависть?

Эклер, высокая эстетическая компонента: Может быть, это не маска?

Внутренний судья: Афоризмами тут заведую я.

(звучит негромкая музыка. Все аплодируют.)

Н

очью меня бросало то в жар, то в холод. Доктор говорит, что это нормально: от экстенсивного курения кровеносные сосуды конечностей постепенно атрофируются и вегето-сосудистая дистония - это минимальная расплата за небольшое потакание общественным условностям. Может быть гораздо хуже. В раскрытую форточку наскоками врывался поэтиссский шум ночного города: рев дизельных двигателей муниципальной уборочной техники и крики нетрезвой молодежи. Эгегей!- шепотом присоединился я к шуму уборочной техники, натягивая на горящие уши синтепоновое одеяло. В такие моменты меня всегда тянет на мысли о вечном: почему земля круглая и что я буду делать, если Билл Гейтс вдруг решит разыграть все свое состояние среди пользователей почтового сервиса Хотмейл.ком.

Несколько сотен миллионов долларов я потрачу на то, чтобы построить себе огромный дом на Воробьевых горах. Это будет километровой высоты небоскреб, венчать который будет орел. Тень одного его крыла в жаркий летний полдень будет касаться желтой металлической хрени на здании РАМН РФ, а другим покрывать ХСС на месте бассейна "Москва". В глазницах орла я устрою себе кабинет. Снизу мой дом будет обволакивать огромный змей. В его раскрытую пасть без проблем сможет въезжать мой бронированный Ролл-Ройс и несколько Гелендевагенов сопровождения.

- Тебе не кажется, что Gelaendewagenы - это слишком скромно для орла с таким размахом крыльев? Может быть лучше бронированные Maseratti?

- Кто здесь?! - испуганно сказал я.

- Тише, тише. Свои.

Я начал пристально всматриваться в направлении голоса.

- Это мне кажется, или ты действительно карлик в дурацком черном балахоне?

- Я действительно небольшого роста и у меня нет привычки затовариваться на Фобур-Сент-Оноре. К тому же ты не рассмотрел одну очень важную деталь.

- Какую?

- Посмотри повнимательнее.

Бабахнула молния. Урбанистический шум сменился ненавязчивой нарезкой из Генделя. Камера показала карлика крупным планом. Затем переключилась на мое перекошенное лицо. Бледное перекошенное лицо.

- Этттто коса?

- Группа технической поддержки, если вам будет несложно, повторите молнию - он не рассмотрел.

Бабахнула молния. Гендель сменился на "Патетическую" Бетховена.

- Ты смерть?

- Нет, блин, Санта Клаус. А кто еще?

- Ты пришел за мной?

- Таак, почему меня не предупредили, что клиент страдает умственной недостаточностью.

Мысли в голове замелькали с необычайной быстротой и кристальной ясностью: "На Санта-Клауса действительно не похож. Неужели это конец. А ведь еще так молод. Я так многого не успел сделать…" Перед глазами со скоростью 24 кадра в секунду поплыли косяки женщин, которых я не успел поцеловать и список дел, которые я запланировал на ближайшие десять лет.

- Можно я прерву твой поток сознания? - вмешался смерть. - Собирайся и пойдем.

Я закрылся синтепоновым одеялом и твердо сказал: "Никуда я не пойду. Это все - бред. С утра - к психиатру". Раздался мерзкий визг, сквозь синтепон было видно, как комнату пронзила яркая вспышка света и ехидный голос произнес: "Что, думал в сказку попал? Группа технической поддержки, добавьте запах серы в помещение".

Лично я бы предпочел поставить на этом моменте кокетливую табуляцию, постепенно притушить камеру, объявить перекур и продолжить с какого-нибудь приятного момента. Например, с того места, которое в Большом Сценарии Кого-то Сверху начинается со слов: "На утро он вспомнил свой ночной кошмар и только усмехнулся… ". Но жестокая длань реальности костлявой ручкой карлика в черном балахоне сдернула с глаз пелену одеяла. Вокруг была все та же спальня. Воняло газом. На полу валялось несколько обгоревших листочков. Карлик нагнулся, поднял один из них и начал вчитываться. Через минут пять я робко поинтересовался, не думает ли он, что пауза затянулась?

Карлик не ответил. Он продолжал вдумчиво пялиться в обгоревший листок. А я бочком, бочком вылез из постели и начал красться к выходу.

- Ты в трусах на улицу пойдешь? - сказал карлик, вытянул руку и зацепил косой за исподнее…

- Значит, мало того, что я жил через пень колоду, так и помереть мне спокойно не дадут? - спросил я, разливая чай. - Тебе с сахаром?

- Нет, спасибо. У меня диабет, -- смерть отставил косу в угол, откуда она приветливо подмигивала отблесками света люстры. И, вытянув губы и с шумом втягивая воздух, остужая напиток, он сказал, -- Знаешь, если бы все было так просто, то неужели бы для этого надо было придумывать весь этот спектакль?

- Ах, ну да, конечно. Жизнь стала бы несоизмеримо скучнее, если бы смерть была простой и легкой штукой.

- Да нет, дело не этом. Не обобщай. Это тебе не повезло. В отличие от многих тебе подобных, прежде чем ты умрешь, тебе предстоит немного помучиться, -- смерть поставил кружку с чаем на стол. - Не смотри ты на меня так. Ничего хуже жизни я тебе не предлагаю.

- У тебя просто нечеловеческий пафос…

- Халат запахни. Простудишься. Не возражаешь, если я продолжу? - он не стал дожидаться моего ответа. - Собственно говоря, дело в следующем: тебе надо пройти ряд испытаний. Ни их цель, ни их количество, ни их суть тебе не будут известны. Оригинально, не правда ли?

- Иди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что. Хоккей, ну, предположим, я согласен. А что потом?

- Ты знаешь, друг мой, согласия твоего не требуется. Да и награды как таковой не будет, если, конечно, не считать гарантированного покоя. Вечного покоя, -- видя мое перекошенное лицо, он добавил. - А ты думал, что меня просто так прислали?

Надо ли говорить, что карлик улыбнулся. И улыбка его не предвещала ничего хорошего.

П

роснувшись утром, я первым дело принялся растирать замерзшие уши. Открытая настежь форточка была покрыта инеем и обещала, при неудачном стечении обстоятельств, не меньше двусторонней пневмонии. Завернувшись с головой в одеяло, я пробрался к окну, подпрыгнул, и захлопнул окно. Судьба любимых кактусов не оставляла сомнений: они приобрели коричневый оттенок и погибли, не оставив завещания.

Газовая конфорка плиты распыляла в ноябрьском воздухе кухни флюиды тепла. Повинуясь правилу диффузии, они беспорядочно разбегались в разные стороны, загульно тратя запасы кинетической энергии. Кофеварка плюнула темной жидкостью. Тостер отрыгнул поджаренный хлеб. В воздухе ощущалось полное нескафе. Я вытянул волосатые ноги на соседнюю табуретку и размышлял о событиях минувшей ночи. Конечно, как и каждого известного мне героя невероятных событий - киммерийца Конона, алхимика Фауста и Винни-Пуха, -- меня мучили сомнения в реальности произошедшего. Дело не новое: было ли произошедшее со мной плодом воспаленного воображения или же некие высшие силы явили мне, своему избраннику, доказательство собственного безусловного существования. Другими словами, звонить ли мне 03 или бежать в церковь. Получасовое размышление не принесло ясности. Поиски следов ночного гостя результатов не дали.

Поскольку длительные переживания по этому поводу счел моветоном по отношению к собственному рассудку, я, почесав голову и ляжку, пришел к единственно правильному, как мне казалось, решению - зайти поставить в церкви свечку, а затем обратиться к психоаналитику.

На душе стало легче, в голове - светлее, а тело - о, бренная субстанция, -- попросилось отвести его в туалет. В наступившей звонкозвучной тишине я отчетливо услышал голос Внутреннего судьи: "К психоаналитику надо идти первым".

- Ты даже здесь меня не можешь оставить в покое?

Жестокое мужское начало: Чувак, я тебе говорил, что тебе надо бабу найти. Все твои проблемы от этого.

Я пожал плечами и выдавил зубную пасту. В таких случаях все герои невероятных событий описывают свои ощущения приблизительно одинаково: "Он был настолько ошарашен произошедшим, что не мог…" Продолжить фразу, я так думаю.

На улице лежал первый снег. Я пнул его пару раз носком ботинка и наблюдал за тем, как он отпрыгнул и окрасился серым. В воздухе витала зима, и ничто не предвещало, что начинающийся день окажется столь значимым

Из штази в Эстрехази

Сегодня суббота. Евреи отдыхают. Сегодня я счастлив. Я счастлив каждую неделю. Обычно во вторник, среду и субботу. В будни с трех дня до десяти вечера. В выходной день - круглосуточно. По субботам я хожу полировать свое счастье пивом в кофейню. Там большие зеркала и очень неудобно: все время кажется, что рядом кто-то есть. От этого по коже толпами бегают мурашки и щекочут ляжки. Становится тонкогрустно, что нисколько не умаляет счастья. Парадокс, наверное.

В кафе я пью пиво под музыку. Там есть большой экран, метра полтора по диагонали. На нем музыку и показывают. Мне очень нравятся бойз-бенды. Наверное, я латентный педераст. Это не мешает мне ненавидеть негров и евреев. Особенно негров: они похожи на обезьян.

Еще в кафе я думаю. Это хорошая привычка: думать в строго определенное время. У меня не всегда получается думать хорошо, но я знаю, что с практикой это пройдет. Главное - это самодисциплина. Она не позволяет развалиться на мелкие куски. Не позволяет гнить в собственном желудочном соке. Да, я знаю, очень глупо, но если бы от меня отняли мои с-девяти-до-шести-вечера-в-офисе, мои часы счастья, мои часы для раздумий, жизнь бы превратилась в нескончаемое нагромождение случайностей.

В кафе есть не только полуметровый по своей диагонали телевизионный экран, но и интернет. Это модное и нужное изобретение. Ощущение, что Нью-Йорк где-то рядом. За соседней дверью. А если свернуть направо, то там будет Гонконг, населенный извращенцами, охочими до девственной мальчишеской плоти.

Интернет не так уж важен. Важна электронная почта, в которую постоянно сваливаются предложения увеличить свой пенис, открыть новую кредитную карту, похудеть или получить университетский диплом. Как правило, меня это совсем не интересует. Этот спам приходит из-за того, что я в начале своей юзерской (ламмерской, ламмерской, я знаю) карьеры честно оставлял свой е-мейл на порносайтах. Но это все в прошлом. Я уже не хожу на порносайты. Мне это не интересно. В жизни и так много порнографии. Я на нее уже не обращаю внимания.

Особенно много порнографии в метро. Если вы когда-нибудь спускались в метро нашего большого города, то вы наверняка обращали внимание на убогих эксгибиционистов, одетых в лохмотья или камуфляж. Камуфляж - это материя защитного цвета. Странно, что люди считают, что в городе можно спрятаться пятнистую одежду преимущественного грязно-зеленого цвета. Для этого лучше бы подошел светло-коричневый. Но об этом ни слова, иначе меня обвинят в копрофагии, чего я совершенно бы не желал. Провалиться мне на этом месте.

Само метро порнографично по своей сути. Разврат бетонных кишок не идет ни в какое сравнение с вызывающим эротизмом кафельных застенков, в которых снуют туда-сюда, обратно сотни миллионов людей в год. Будь я современным поэтом, я бы, пожалуй, уподобил их сперматозоидам, пытающимся оплодотворить недоступную и невидимую глазу яйцеклетку. Яйцеклетка прячется. Она зарыта между Кремлем, Храмом Христа Спасителя и телевизионным центром Останкино. Но никакие геометрические упражнения никогда не помогали мне точно определить ее местоположение. По всему выходит, что пересечение векторов находится где-то в районе ВДНХ, но там нет ничего, кроме торжища и музея космонавтики. Вот и думай после этого.

А теперь о педофилии, копрофагии и расизме. Их я тоже отношу к разряду допустимых девиаций. Они притягивают. Педофилия - своим неприкрытым восторгом молодости. Копрофагия - добродушным принятием человека во всех его проявлениях. Расизм - тем, что с его помощью можно смело заявить, что люди, пускай и некоторые из них, животные. Грязные и, вероятно, желто-черные животные. Рыси. Тигры. Пчелы. Больные удавы.

Кстати, в удавах я нахожу немало эротичного. Метра по два с половиной длиной. Это если в среднем.

Порция пива кончала. Впору было заказывать вторую. "Эй, девушка, девушка! Повторите!". Приветливая крашенная брюнетка принесла пиво в течение одной минуты и тридцати пяти вторых. Seconds. Так по-английски еще называют добавку - секонд. "Ай гесс ам гонна хэв э секонд", -- говорил я своим друзьям из небольшого южного городка между Чарльстоном и Колумбией, штат Соус Кэролайна, и шел за добавкой пиццы в "Пицца хат". Теперь пицца-хаты есть даже на Арбате. Только друзей тех уже нет.

Чутье мне подсказывает, что довольно уж рефлексии. Хватит имитации мысли, нужен экшн. Пресловутый саспенс. Для экшена достаточно того, что когда я вышел из кафе, меня забрали в милицию. По абсурдному обвинению: оскорблял общественное мнение путем мучеиспускания на монолитную стенку многоэтажного здания. Элитное жилье, между прочим, не менее штуки двести за квадратный метр.

Платиновый эталон метра хранится в каком-то музее в Париже. Это во Франции. Прикольная страна, если кто еще там не был. Только Париж - грязный. Спускаясь вниз от Монпарнас Бьянвеню до Гобелан (московская привычка делить город по станциям метро) лично наблюдал нищего, который производил акт дефекации прямо у стены местного кладбища. Не Пер Ля Шез, конечно, но кто-то из Этих там точно похоронен. Отвратное зрелище.

Исправить его мог только полуночный крик студента со второго этажа какого-то убогого здания на узкой, шириной в несколько метров (платиновый эталон метра где-то рядом) ул. Муфетар. Подняв голову, можно было бы увидеть табличку: "здесь жил Пол Верлен" (или Артур Рембо, что абсолютно неважно). В его тогдашней квартире ныне жил сын фабрикантов из Алжира, который снимал хату местных гениев, чтобы водить туда баб с левого берега. Впечатление это не улучшило. Но чувство времени и места обострилось. По этим камням бродил покойный Бальзак, покойный Наполеон и покойный Уайльд. Какое трогательное сочетание для любого начитанного русского человека.

В отделении было душно. В клетке сидел я и некий бритоголовый молодой человек, периодически бормотавший что-то себе под нос. Из этого можно было сделать вывод, что он либо наркоман, либо косит под психа. Для меня это не составляло никакой разницы. В конце концов, у меня сегодня был день счастливых раздумий. В клетке пахло застоявшейся мочой. Это доставляло беспокойство. Я начал думать о женщинах. Хотел отвлечься, а вместо этого почувствовал прилив боли к голове. Внутри черепной коробки что-то пульсировало. Это были черные птицы. Они бились крыльями и клевали глаза изнутри. Внутренний судья считает, что это мои грехи. Я ему не верю. Если меня уже начали наказывать за мои грехи, то я умер. А я жив.

Бритоголовый поднял голову и посмотрел в мою сторону. У него были суженные голубые зрачки и черные густые брови. Он смотрел не мигая.

- Привет.

Я не отвечал. Он пододвинулся и снова посмотрел мне в глаза. Затем поднял руку и прикоснулся к моему плечу. Я отпрянул в сторону. Мне неприятны чужие прикосновения. Он снова дотронулся и удивленно произнес: "Привет?" Я молчал и ожидал его дальнейших поступков. Но он больше не двигался. Затем ткнул в грудную клетку.

- Отодвинься, - подумал я. - Сиди в своем дальнем углу и постигай свою вечность. Меньше всего сейчас мне нужен человек, который будет со мной разговаривать. Не пачкай мои моменты своими словами. - и уже громко и грубо сказал, -- "Пальцы переломаю, будешь тут руками тут махать"… Бритоголовый покорно отодвинулся глубоко в свой угол клетки, свернул плечи и замер. Я осмотрелся. Вокруг было тихо.

Я отчетливо слышал дыхание моего соседа. Он будто бы постанывал, как щенок, потерявший мать. Это настолько не вязалось с его обликом, что я улыбнулся. Он повернул голову и снова пристально посмотрел на меня парой голубых, змеиных глаз. И дальше, сквозь меня. Я отвел глаза. Послышались шаги. Из-за угла вышел милиционер. Он открыл дверь и сказал, чтобы мы оба выходили, "руки за голову, попробуешь что-нибудь сделать, схлопочешь вот этой дубинкой прямо по" детородному органу. Я обрадовался. Скука закончилась. Нет дела хуже, чем сидеть в одной клетке с психом.

Облегченно вышел на крыльцо. Дождь закончился. Выглянуло осеннее солнце. Смял в кулак бумажку со штрафом. Если я не заплачу, они должны выслать копию по почте. По крайней мере, так всегда происходит в кино. Спустившись с крыльца, я было сделал несколько шагов навстречу пресловутой свободе, как услышал за спиной знакомое прерывистое дыхание. Обернулся. Это был бритоголовый. "Чего тебе надо?" -- спросил я у него, но он не ответил. Вместо этого он подошел, взял меня за руку и сказал "Привет!". Я с силой вырвал ладонь, схватил его за грудки и невежливо просил оставить меня в покое нах. Он молчал, покорно свесил голову и сопел. "Похоже, что ты встретил большего психа, чем ты сам", -- сказал Внутренний судья. "Это не псих, это вонючий нарик",-- добавил Жесткое мужское начало. Как всегда, они начали полемизировать друг с другом, а я развернулся и прибавил шагу. Время от времени оглядываясь. Бритоголовый остался стоять там, где я его оставил.

Закутавшись в куртку, я зашел в сквер и подобрал пару кленовых листьев. В Канаде у меня живет бывший одноклассник. Мы не виделись уже лет семь, если не двенадцать. Даже не знаю, чем он занимается. В последнем письме писал про то, что собирается стать программистом: "Они зарабатывают большие деньги". Один кленовый лист был желтым. Другой - красным. Я их выкинул и быстрым шагом прошел сквер насквозь. Снова начинал моросить дождь.

Невдалеке виднелся продуктовый магазин. Увидев его, я понял, что голоден, как собака. "Пельмени? - уточнил Эклер, высокая эстетическая компонента. "А то", -- ответил я, -- "Дарья. С мясом молодых бычков". "Кока-кола?", -- грустно вздохнул он. Я знал, что он знает правильный ответ.

Подошел к подъезду. Переложил пакет с едой в другую руку. Достал ключи. Открыл входную дверь и почувствовал, как кто-то трогает меня за плечо. Обернулся.

- Привет! - сказал бритоголовый. - Кушать, -- сказал он, показал себе на живот и жалостливо посмотрел на меня.

Не знаю, что меня подвигло на такое решение, но я пропустил его вперед себя, вздохнул и сказал "Пойдем. Что с тебя возьмешь". Жесткое мужское начало сморщился: "Я всегда подозревал, что он латентный педераст". "И не говори", -- поддакнул ему Внутренний судья. И только Эклер, высокая эстетическая компонента, загадочно промолчал.

- Извини, у меня неубрано и неуютно, -- сказал я бритоголовому, снимая куртку и бросая ее на спинку стула. - С тех пор, как… Словом, с некоторых пор порядок редкий гость в моем доме.

Внутренний судья усмехнулся: "В твоем доме любой гость с недавних пор редкий".

Бритоголовый стоял в нерешительности.

- Давай, давай сюда свой балахон. Никому он здесь не нужен. - Бритоголовый внимательно посмотрел на меня голубыми глазами и сказал:

- Привет.

- Слушай, хватит уже. Давай сюда свою шмотку и проходи на кухню. Надеюсь, посуду ты мыть умеешь?

- Кушать? - он погладил себя по животу. Там заурчало.

- Кушать, кушать. Куртку давай. - я потянул его за рукав. Он, казалось, понял, что я имею ввиду, и стянул ее через голову, оставшись в несвежей майке. Я потянул воздух ноздрями: к счастью, от него не пахло. Жестом показал ему путь на кухню: "Я сейчас руки помою. Располагайся". Я пошел в ванную, вымыл руки, а затем прошмыгнул в комнату, чтобы спрятать все ценное. Зоркий взгляд ничего ценного не нашел. Я пошел на кухню. Бритоголовый стоял у окна и рассматривал улицу.

- Осень, да… -- Попытался я начать разговор. Бритоголовый согласно молчал. Я поставил воду, достал из пакета пельмени и кока-колу. Эклер, высокая эстетическая компонента, брезгливо потянул носом. Зато Жесткое мужское начало радостно начал улюлюкать: "Мясо, мясо, мясо". Давно я видимо не кушал. Раньше он только про баб скандировал с таким энтузиазмом.

- Тебя как зовут? - обратился я к бритоголовому. Он обернулся и посмотрел меня непонимающим взглядом. - Зовут тебя как, псих? - Он продолжал молчать. Тогда я показал на себя и сказал, -- Саня. Меня зовут Саня. А тебя как?

Бритоголовый показал на меня, улыбнулся и сказал:

- Саня.

- Да, я Саня. А тебя как зовут?

Бритоголовый задумался и внезапно сморщился. Потом по-детски улыбнулся и сказал:

- Янас.

- Янас? Хм, да ты литовец, стало быть. А что, у вас по-русски никто не говорит уже? Ты же еще при союзе должен быть родиться, неужто разучился. - Бритоголовый молчал. - Слушай, -- ко мне внезапно пришла мысль и я максимально дружелюбно обратился к нему, -- скажи, а ты копаешь у себя в заду указательным пальцем?

Он буквально просиял и кивнул:

- Привет. Кушать. Янас.

- Тааак. Значит я имею дело с психом, который знает по-русски три слова. "Два, -- поправил меня Внутренний судья, -- Янас - это не русское слово, а балтийское имя".

- Присаживайся, -- я жестом показал направление. Он снова кивнул и сел на стул. Я же принялся готовить пельмени: кипяток, плита и ждать. Ждать - всегда самое интересное. По подоконнику со стороны улицы били капли. Как часы. Некоторые из них плавно стекали по стеклу. Пельмени все не кипели. Я с интересом вслушивался в шелест газа и думал о молодых бычках, бездушно загубленных для наполнения моей утробы. Они мычали и упирались красивыми, мускулистыми ногами, блестевшими на солнце, когда их вели к мясникам в белых халатах, заляпанных кровью. Какое больное все-таки воображение.

Угрюмый фаталист: Ты лучше думай о количестве сои, безвременно срубленной железным серпом вьетнамского крестьянина, чтобы ты мог. Бычков ему в тарелку, ты подумай только. А может тебе еще и муки первого сорта?

- Привет, давно тебя не было слышно. Как дела?

Угрюмый фаталист: Как всегда. Но будет хуже.

- Понятно. Ты как всегда в своем репертуаре. Слушай, а если ты опять появился, то, наверное, меня ждет-то плохое.

Угрюмый фаталист: Лучшее, конечно, позади. Но давай не будем об этом, а то пельмени убегут, плиту убирать придется, не, тебе это надо.

Бритоголовый смотрел на меня с явным удивлением. Потом блаженно улыбнулся и сказал "кушать". Нет, ну точно дурачок. А ведь так и не скажешь: глазки умненькие, бровки домиком, сам кровь с молоком… Бедное дитя Чернобыля.

Я снова посмотрел за окно. Тучи рассеивались. Из-за кромки одной из них выглянуло солнце. Казалось, еще чуть-чуть и покажется эта идиотская радуга. Зевая, проснулась Вера и счастливо, как тот Бритоголовый, улыбнулась.

- Привет, - сказала она. - Мне хочется верить, что у тебя все хорошо. Как жизнь?

"Так. Похоже у меня сегодня день приятных возвращений".

- Нормально, сама-то как?

- Замечательно. Ты только посмотри, какой день!

- Это обманчивое впечатление. Я был на улице. Там холодно и мокро. - Я краем глаза посмотрел на Бритоголового. Он с недоумением смотрел на меня, так как будто бы все слышал.

Ах, ну да, конечно же он все слышал! Наверняка, это сюжетно ниспосланный гениёк, которому суждено сыграть огромную роль в повествовании. Только я, принуждаемый определенными правилами игры к необходимости поддерживать саспенс, замалчиваю правду о его секретных способностях. Конечно же, он все слышит, все знает и наверняка либо инопланетянин, либо нечто лирически к ним близкое. Как Карлсон.

- Кушать, - спросил я его? - Сейчас будет тебе кушать. И мне кушать, нам всем сейчас будет кушать. Видишь, еда уже вскипела, сейчас воду солью и будет всем много вкусной еды.

"Еда, еда, - проворчал Внутренний судья, пока я, занятый сливом бульона, не слышал его. - Все бы ему о еде. Нет, чтобы о вечном". Вера молчаливо с ним согласилась.

Пельмени получились так себе. Молодые бычки явно умерли либо от смеха, либо от старости. Впрочем, что я хотел от еды по доллару за половину килограмма?

- Слушай, а может водочки для аппетиту? - спросил я Бритоголового.

- Жетводочки? - не понимающе переспросил он.

Я махнул рукой и полез в шкаф, где у меня стоял трофейный штоф водки. Достал две стопки, разлил и жестом показал, как это делается. Бритоголовый с сомнением посмотрел на меня, потом на стопку, потом снова на меня и задумчиво принялся ковырять пальцем в поверхности стола.

- Давай, давай, -- я задумался, чем бы заинтересовать потенциального собутыльника. - А! Слушай, -- я показал на стопку, затем на рот, затем снова на стопку. - Кушать.

Бритоголовый снова глупо улыбнулся и сказал: "Привет".

- Это не "Привет". Это немецкая. Впрочем, тебе все равно. Я по вашему кроме "Дзинтарс" и "Вайкуле" ничего не знаю.

Бритоголовый радостно засмеялся, приговаривая:

- Дзинтарис, Дзинтарис.

- Кто-нибудь, отметьте пожалуйста, что субъект показал знание еще одного слова. С такими темпами он скоро освоит весь русский язык. И кому я тогда буду выговариваться? - Бритоголовый снова замолчал и выжидательно посмотрел мне в глаза. - Кушать, дорогой.

Он осторожно взял стопку. Я показал ему пример. Ух. Хреново пошла. Может она испортилась? Как там наш малословный друг? Его бледное лицо стало пурпурным. Голубые глаза были на старте и готовы сорваться с орбит по малейшему сигналу. Я улыбнулся. Выглядел он очень забавно.

- Туалет налево по коридору.

Не знаю, осенило ли его в тот момент и он понял, что ему сказали. Но отмеченное в инструкции направление он взял не хуже того сеттера. Из клозета послышались грустные звуки. Минимум полпачки мяса молодых бычков пошли в унитаз. "Впрочем, -- не преминул отметить Внутренний судья, -- оно бы там оказалось в любом случае". Спасибо, - сказал я ему. Он вечно встревает со своими глубоко ценными комментариями. Никто не знает, как мне избавится от этих соседей? Раньше они были спокойными. "Клиент нервничает", -- услышал я. По характерному тону, с которым это было сказано, я понял, что говорил Жесткое мужское начало. Сволочь.

- Ванная за соседней дверью, -- сказал я перекошенному лицу Бритоголового, когда тот вышел из туалета. - Пойди сполоснись. - На всякий пожарный я продублировал свои слова жестом. С нерусскими всегда так. Если не доходит через уши, доходит через глаза. У них же другая конституция.

Постепенно наступал вечер. Бритоголовый с отвращением смотрел, как я допиваю остатки водки. Он сидел на ковре в гостиной, по-татарски сложив босые ноги. Включив свет, я едва ли не первый раз за весь вечер внимательно его рассмотрел.

Он был молод. Младше меня лет на десять, если не на пятнадцать. Молодой мужчина. Исключительно правильные черты лица. Немного крупные уши. Мясистые мочки. Римские ноздри, точеные брови. Еще несколько таких эпитетов и метафор, и мне до конца моей порочной жизни всеми скрабами не отмыть подозрения. На нем была мятая футболка с кокетливой галочкой в районе сердца. Явный Китай.

Водка становилась все мягче. Он тоже смотрел на меня, разглядывал, но я, черт подери, никак не мог понять, о чем он думает, когда смотрит мне посредине переносицы. Какое странное ощущение. У меня начали шевелиться волосы. Передернуло плечи. Я взял в руки кубик Рубика и механически вращал его в руках. Он продолжал смотреть на меня.

И я начал вспоминать. Я вспоминал каждую ее черточку. Я вспоминал ее детский запах. Я вспоминал ее первую морщинку на изломе лба. Беспощадно. Через невыносимую боль. Я продирался сквозь мириады фотографий, который делали мои глаза, когда мы были вместе. Которые я пытался забыть. Пытался вычеркнуть долой. Ее руки.

Руки, покрывавшиеся мелкой сеткой морщин, каждый раз, когда она замерзала. Маленький, почти невидимый ноготок на мизинце левой ноги. Я вспоминал ее слезы. Ее взгляд, упиравшийся мне в грудь. "Я ненавижу Chevignon". "Почему?". "Каждый раз, когда ты рядом, я вынуждена разглядывать застежку с этим названием. Я люблю тебя". Предательское молчание. Говори, говори. Твоя боль. Моя боль. Какой пафос. Интересно, а если я тебя сейчас ударю, ты заплачешь или уйдешь? Твой запах. Твои волосы. Твое тело. Родинки, которым я давал имена.

У меня остались твои вещи. Маленький носок, неизвестно как оставшийся среди грязного белья. Твой волос. А, может, и не твой. Но так на него похожий. Я тебе. Ты меня. Ты всегда дарила свечи. Это дурная примета. Белая, красная, зеленая. Ненавижу. Глаза. Руки. Ноги. Свечи. Слишком много тебя. "Ничто настоящее не забывается. Мы всегда останемся близкими людьми". Дурак. Ты любила эти белые цветы. Никогда не мог запомнить, как они называются. Мне казалось, что их имя лилии. Но они были гораздо больше. Их стебель обнимали крупные, мясистые листья. По одному на каждый цветок. А в середине цветка истошно вопил желтый пестик. И как же они назывались? По букету с зарплаты. "Некоторые традиции не должны ими становиться". И нет больше цветов. Может, в этом причина? И еще… Еще картинки с высоким разрешением. Их можно печатать в иллюстрированных журналах для домохозяек…

И ты не смей, слышишь, не смей поганить наши рассветы, наше "было" своими "я скучаю". "Нет" - значит "нет". "Да" - значит "да". Между этими двумя междометиями нет место вздохам. Нет места чудному, ласкающему слух "я скучаю". Ты идешь на. Со всеми его неудобоваримостями. Ты просто идешь по прямой зюйд-зюйд-вест, пока не встретишь чудовищного размера фаллос длиной от северного до южного полюса планеты. Нет, до Леонид и обратно.

Ты живи. Простишь меня. За имена родинкам. За разорванные фотографии. Эта пронзительная боль. Это меццо сопрано. Форте. Форте. ФОРТЕ. Рваное крещендо. А затем пиано. Поганый клавесин. Сошедший с ума духовой оркестр, с остервенением нарезавший три четырнадцать пятнадцать девяносто два и шесть. И далее, в бесконечность.

Наша первая встреча. Наши первые слова. Угол облупленного дома и темной улицы. Сизый вкус губ. Грустная улыбка. "Я поеду? Меня ждут…". И много лет спустя: "Я уйду?" Иди. Никто не держит. Там есть мощенная гранитом дорожка на. Там есть масса opportunities на. Там нет нас. Там нет меня. Есть масса света.

Изыйди. Сгинь. Возвращения больней разлуки.

Бритоголовый смотрел на меня, не мигая. Я почти забыл о нем, подавшись неожиданной слабости. Вдруг он резко поднялся. Подошел. И начал снимать футболку. О Господи! Только не это!!!

--Обаныйврот, мы попали…

Это был Внутренний судья.

За спиной у моего случайного знакомого развивались два крыла.

- Ты всегда хотел завести канарейку, помнишь? - язвительно сказал Жесткое мужское начало.